Выдающийся деятель отечественной культуры Степан Васильевич Смоленский (1848-1909).
Музей истории Казанского университета всегда хранил и поддерживал культурно-просветительскую миссию старейшего университета России. В актовом зале университета звучала музыка выдающихся композиторов, выступали поэты и писатели, проходили фестивали студенческих хоров, здесь же в 2008 году прошла Всероссийская научно-практическая конференция, посвященная 160-летию со дня рождения С.В. Смоленского – видного деятеля отечественной культуры. Он всю свою творческую жизнь посвятил хоровому образованию в России. Ученый, музыковед, хоровой дирижер, талантливый педагог (его учениками были С.В. Рахманинов, Н.Б. Гольденвейзер, Р.М. Глиэр.), выпускник Казанского университета.
Большая часть жизни С.В. Смоленского прошла в Казани. Здесь он родился 3 октября 1848 г., окончил гимназию, затем университет. В университете он учился на 2-х факультетах: филологическом и юридическом. Еще будучи студентом, он руководил студенческими хорами. В Казани он пишет статьи, посвященные истории древнерусского певческого искусства. Они легли в основу курсов, которые он по приглашению С.И. Танеева преподавал в Московской консерватории, а затем в Петербургском университете. Именно в Казани сформировалась самобытная личность педагога, подвижника певческой культуры. И хотя личность хорошо известная в музыкальном мире, студенты университета, да и горожане плохо помнят своего знаменитого земляка. Степан Васильевич оставил очерк « Из воспоминаний о Казани и о Казанском университете в 60-х и 70-х годах», написанный к 100-летнему юбилею Казанского университета (1904). Предлагаем вам ознакомиться с жизнью Казани второй половины XIX в.; с атмосферой, царившей в Казанском университете; с учеными, работавшими в нем.
Он поступил в университет в 1867 г. «Новость порядков, новость товарищества, высокое почтение к университету произвели на меня и моих новых друзей, сильное и благотворное впечатление. Наша «тройка», т.е. я и товарищи Б. и К. ходили без разбора в каждый свободный час на всякие лекции, попадая с славянских наречий на гистологию, с русской истории на сферическую геометрию, с греческой литературы на минералогию, или гражданское право, или анатомию…занесло нас однажды и на химию». Он не сразу определился с выбором факультета, но «беседа с отцом и восхитительные лекции Н.Н. Булича, сразу угомонили разные искания, и мое ученье скоро наладилось, так как созрело понимание надобности положительных познаний». С многими профессорами университета Смоленский был знаком с детства. «Вне моей семьи, по школьному товариществу, я увидал первого университетского профессора в лице старца Петра Ивановича Котельникова. Я, с детства любивший музыку, обязан Котельникову знакомством с сочинениями Себ[астьяна] Баха, фуги которые он постоянно играл на фортепиано в промежутках между своими математическими вычислениями. Снисходительный добряк – ученый, бывало, часто сажал меня и своего сына около клавиатуры и серьезно показывал нам, 8-9-летним, «dux», «comes», «intermeduo», «pedal»… Я, разумеется ничего не понимал, но фуги Баха крепко засели в моих ушах после этих уроков.
Конечно, с именем Котельникова соединялась в Казани целая вереница всяких анекдотов о его невозможной рассеянности, доверчивости и совершенной простоте. В мои студенческие годы Котельников был уже очень стар. Его худенькая, слабенькая фигурка все-таки оживала на лекциях; его юмор по-прежнему прорывался даже и по поводу математических формул, но дряхлость брала свое. Бывало, мы почтительно давали ему дорогу в университетском коридоре: старец шел уже по стенке, с неизменным красным платком и табакеркой в руке, извиняясь без всякого повода и, очевидно, думая о чем-либо. Он весь в мелу после лекций, жилет его застегнут почти всегда наискосок…».
«С не меньшей почтительностью вспоминаю я о Викторе Ивановиче Григоровиче. Восторженный славист также был сюжетом множества всяких анекдотов, всегда забавных, но всегда же трактовавших о самом возвышенном служении Григоровича науке и славянству. Этот «упрямый хохол» был каким-то особенным чистым человеком, увлекавшим, как говорили, аудиторию мощной силой своей несокрушимой веры в величие будущего славянства. Он читал удивительные лекции, оживленно трактуя даже флексии и суффиксы в разных славянских наречиях, глубоко осмысливая между строк такую сушь, как палеография. Припоминаю и благодарные речи старых студентов в частных беседах у Григоровича на его квартире. Здесь, дома, скрытный и недоверчивый базилианский ученик преображался в пламенного, восторженного пророка-учителя. Его превосходное собрание древних рукописей оживало и по старым пергаментным листам вещались удивленным студентам совершенно новые для них горячие исповедания. Понятен, потому и почтительный оттенок всех анекдотов о Григоровиче. Его «Болванка», т.е. неразлучная с ним собаченка, была известна всей Казани. Если сидит долго «Болванка» на извозчике или у какого-нибудь крыльца, – то означало, что сюда приехал или пришел Виктор Иванович, что он увлекся, и в том доме переживаются хорошие, пожалуй, и незабвенные часы».
С большой теплотой Степан Васильевич вспоминает лекции Н.А. Фирсова по русской истории. Но были и плохие лекторы как, например, А.О. Угянский. «Говорили, что Угянский превосходно знал оба языка, знал обе литературы, но не знаю я, постарел ли он, охладили ли его неудачи по службе, а только беседы Угянского в аудитории № 1 были чрезвычайно скучны и совершенно неделовиты, даже подчас и неостроумны». Не желая слушать лекции и делать домашние упражнения в греческих переводах, я посвятил часы Угянского слушанию задорных лекций С.М. Шпилевского по истории русского права и совсем заполнившей меня политической экономии.
Смоленский перешел на юридический факультет, где была большая свобода, не нужно было учить греческий и латынь, грамматики которых показалась ему запутанными. «Прошло немало лет, когда мне пришлось пожалеть об этой ошибке в моей молодости. Как ни полезны были некоторые курсы юриспруденции, все же мой первый выбор был верен, и вся моя последующая жизнь прошла посвященная всего более истории и педагогике, а не праву и суду».
«Юридический факультет в мое время (1868-1878 гг.) обладал прекрасными учеными силами, лучший из них – Е.Г. Осокин. К сожалению, он не читал, а, так сказать, шептал свои превосходно составленные лекции по финансовому праву. В его аудитории кафедра была придвинута к первой скамье; но и здесь на расстоянии, может быть 1-го-1,5 аршина, могли расслышать нашего ректора только 3-4 из близко сидящих студентов. С благодарностью вспоминаю я лекции С.М. Шпилевского по международному праву, а еще более по истории русского права. Отлично обдуманный курс Шпилевский читал увлекательно и наглядно, сопровождая изложение множеством примеров и толкований русских юридических памятников. Лично я начал свои занятия русской стариной именно благодаря лекциям Шпилевского. С не меньшим удовольствием вспоминается и симпатичный старец А.Г. Станиславский, толково читавший философию права и Русское государственное право».
Вне стен университета тогдашние студенты вели себя прилично и достойно. «Я видел близко и знал многих студентов первой половины 60-х годов. И в их среде могучий подъем начала 60-х годов перевернул студенческую жизнь на новый лад, оставив копирование прошлого либо немногим могиканам, либо особо буйным натурам. Конечно, и между нами бывали далеко не монахи, но мы не задевали ничьего достоинства, ничьего спокойствия и веселились без знакомства с полицией. Это веселье, до сих пор вспоминается весело и чисто. И в «Чертовом углу», Бутырках, на Волге, в Свияжске наше веселье было широко, дружно, на распашку, полно всяких споров. Наши «проведемте, друзья, эту ночь веселей» были очень забористы … Наши «советы нечестивых», как и незабвенные «мертвецкие», были полны самого высокого благородства.
С большой любовью Степан Васильевич Смоленский вспоминает «alma mater» на склоне лет, «в мои студенческие годы моя «mater» была именно «alma». Такова эта «mater» в моем сердце до сих пор, и с этой любовью и почтительной благодарностью я лягу в могилу».
Материал подготовлен М.Г. Хабибулиной