Взрыв атомных бомб в августе 1945 г. Херосимой и Нагасаки тревожным эхом пронесся по всей стране. Многие иностранные издания, по приказу ректора Казанского университета были запрещены. В частности журнал «Physical Review» и книга Г.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей». Сам Е.К. Завойский так описывал эти события: «У газетных киосков очереди […] В прессе гробовое молчание…». Чтобы удовлетворить любопытство народа, вышло новое указание о проведении популярных лекций по атомной проблематике. Е.К. Завойский прочитал лекции в Казанском авиационном институте. «…А что у нас? Это самый первый вопрос на любой лекции. Ответ фальшив (слова Молотова: «Есть у нас всё и даже многое другое»). Мы убеждены, ничего нет. Нас начинают кормить особыми пайками, за нами ухаживают, следят. Ученые всех специальностей теперь получают высокую зарплату, они популярны, как прежде кинозвезды».
Разработка атомного оружия в СССР началась с организации академических институтов. В 1922 г. основан Радиевый институт Академии наук СССР в Ленинграде во главе с академиком В.И. Вернадским. В 1923 г. – Ленинградский физико-технический институт во главе с академиком А.Ф. Иоффе. В 1928 г. заработал Харьковский физико-технический институт Академии наук Украины под руководством академика И.В. Обреимовыма и т.д. К началу войны было проведено пять совещаний по физике атомного ядра. Несмотря на то, что в СССР хорошо знали о проблеме деления урана, его физике, никто всерьёз не мог представить себе применение его для создания атомной бомбы.
С началом Великой Отечественной войны все работы по ядерной проблематике были практически полностью прекращены. Для этого не было ни сил, ни возможностей. Академия наук вместе со всеми институтами была эвакуирована в Казань, и расположилась на базе Казанского университета.
20 декабря 1941 г. сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе Г.Н. Флёров в Казанском университете сделал доклад на семинаре (малый президиум АН СССР) «О срочном возобновлении работ по урану».
Весной 1942 г., основываясь на агентурной информации, Л.П. Берия впервые сообщил Сталину о развернувшихся на западе работах по созданию атомной бомбы, так называемый «Манхэттенский проект».
28 сентября 1942 г. было решено возобновить работы по созданию атомного оружия. Поскольку в то время Академия наук СССР со всеми институтами была эвакуирована в Казань, то было принято решение начать организацию работ по урану в Казани.
Распоряжением ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану» от 28 сентября 1942 г. было приказано: «Обязать Академию наук СССР (академик Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Для этой цели:
[…]
Главному управлению гражданского воздушного флота (т. Астахов) обеспечить […] доставку самолётом в г. Казань из г. Ленинграда принадлежащих Физико-техническому институту АН СССР 20 кг. урана и 200 кг. аппаратуры для физических исследований.
Совнаркому Татарской АССР (т. Гафиатуллин) предоставить с 15 октября 1942 г. Академии наук СССР в г. Казани помещение площадью 500 кв. м. для размещения лаборатории атомного ядра и жилую площадь для 10 научных сотрудников».
Во исполнение распоряжения Сталина приказом по казанской группе Ленинградского физико-технического института, А.Ф. Иоффе сформировал первую специальную лабораторию в составе: И.В. Курчатов (заведующий), А.И. Алиханов, М.О. Корнфельд, […], Г.Н. Флёров, […].
Г.Н. Флёров вспоминал:
«Начиная работу, мы были нищие и, пользуясь данным нам правом, собирали из остатков по воинским частям и в институтах Академии наук необходимые нам вольтметры и инструмент […].
«В частности, мной вместе с К.А. Петржаком были продолжены прерванные войной опыты по исследованию спонтанного деления урана; измерительная аппаратура для этих опытов была установлена в Этнографическом музее».
К февралю 1943 г. выяснилось, что решение ГКО по урану выполняется очень плохо.
Распоряжение ГКО от 11 февраля 1943 г.
«В целях более успешного развития работы по урану
Возложить на т. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В. обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра АН СССР (находящейся в КГУ).
Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В.
Разрешить Президиуму АН СССР перевести группу работников спецлаборатории атомного ядра из г. Казани в г. Москву для выполнения наиболее ответственной части работ по урану…»
Выходит, речь шла о переводе в Москву уже существовавшего подразделения Академии Наук. Распоряжением ГКО от 11 февраля 1943 г. – организация какой-либо новой лаборатории в системе Академии наук не предусматривалась.
Из докладной записки С.В. Кафтанова и А.Ф. Иоффе В.М. Молотову «О работе спецлаборатории по атомному ядру»: «Перевод этой группы работников в Москву даст возможность более конкретно и систематически наблюдать за работами по урану, кроме того, в Москве будут созданы лучшие технические условия для работы спецлаборатории и условия для обеспечения секретности в работе».
В Москву курчатовский коллектив переехал в пустовавшее здание Сейсмологического института на Пыжевский переулок. И, как в дальнейшем бывало не раз, менял название: 12 апреля 1943 г. «специальная лаборатория атомного ядра» превратилась в Лабораторию № 2.
К 1946 г. стало очевидно, что необходимо новое место для организации сверх секретной лаборатории.
Месторасположение объекта должно было быть выбрано не случайно. В числе мест, подвергшихся «досмотру» был и завод № 550. На этом заводе во время войны изготовлялся комплект деталей к снарядам М-13 для реактивных миномётов – знаменитых «катюш».
Этот завод был расположен в поселке Сарова на границе заповедника Мордовской АССР и Горьковской (ныне Нижегородской) области.
Было прекращено юридическое существование посёлка Сарова, который стал лишь ведомственным жилищным фондом КБ-11 и СУ-880. С этого времени его обозначения менялись постоянно. Первыми стали «Объект – 550» и «База – 112», «Кремлёв».
Наконец, остановились на использовании названия недалеко расположенного, вполне «легального» г. Арзамаса. Но к нему прибавилось цифровое обозначение. Первым был Арзамас-75. Величина «добавки» имела объективнее основание – объект находится в 75 километрах от «законного» Арзамаса. Затем «75» сменили «16».
В 1947 г. Е.К. Завойского пригласил работать над созданием атомного оружия в Арзамас-16 И.В. Курчатов. Всего из Татарской АССР работали 40 человек.
«В начале августа 1947 г. я в кабинете И.В. Курчатова, которому кто-то рассказал обо мне. Короткий разговор: «Вот техническая проблема, даю вам срок три недели найти решение. Если раньше – заходите». Рядом с кабинетом маленькая комнатка, там Ю.Б. Харитон поясняет задачу; первый обмен мнениями. Трудно. Десять дней хожу как в угаре, звоню И.В., прошу выслушать. Это 10 августа, а на другой день я лечу с одним паспортом в руках […]. Самолёт садится, пересекая много рядов колючей, открывается дверь, и я иду по полю под дулами двух винтовок – до выяснения личности. Но мне это кажется игрой, и я вспоминаю книгу Смита, где подобная ситуация секретности, и от этого мне делается легче. Наконец, всё выясняется, и меня везут в гостиницу. Но что это? Куда не взглянешь, везде люди в оборванных, почти чёрных ватниках с жёлтыми лицами дистрофиков: это армия «строителей», попавших сюда не по своей воле.
«Здесь нет советской власти», – первые слова, которые я слышу, кто-то произносит громко, – значит, это не секрет. «Хозяйство Берии» – сто раз в день – только в разговоре с глазу на глаз, шёпотом. Думаю, Игорь Васильевич удружил! Идея компромисса: надо и нам во что бы то ни стало иметь оружие, поэтому – за работу! Всё это было принять очень трудно, но когда принял – стало легче, и работа пошла без счёта часов и пощады здоровью…».
В Арзамасе-16 Е.К. Завойский проработал четыре года, решая важную задачу по исследованию скорости схлопывания заряда. В 1951 г. он перевелся в Курчатовский институт в Москву.
Взрыв атомных бомб в августе 1945 г. Херосимой и Нагасаки тревожным эхом пронесся по всей стране. Многие иностранные издания, по приказу ректора Казанского университета были запрещены. В частности журнал «Physical Review» и книга Г.Д. Смита «Атомная энергия для военных целей». Сам Е.К. Завойский так описывал эти события: «У газетных киосков очереди […] В прессе гробовое молчание…». Чтобы удовлетворить любопытство народа, вышло новое указание о проведении популярных лекций по атомной проблематике. Е.К. Завойский прочитал лекции в Казанском авиационном институте. «…А что у нас? Это самый первый вопрос на любой лекции. Ответ фальшив (слова Молотова: «Есть у нас всё и даже многое другое»). Мы убеждены, ничего нет. Нас начинают кормить особыми пайками, за нами ухаживают, следят. Ученые всех специальностей теперь получают высокую зарплату, они популярны, как прежде кинозвезды».
Распоряжением ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану» от 28 сентября 1942 г. было приказано: «Обязать Академию наук СССР (академик Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива.
Г.Н. Флёров вспоминал: